Девять вокзалов. Максим СоколовВ середине декабря внимание публики было всецело приковано к событиям на валютном рынке. Привыкшие к покою граждане полагали, что уже им не видать таких сражений — но вот увидали. Естественно, за прочими приметами времени наблюдать было недосуг. Тем более за приметами скорее символическими, нежели режущими по живому здесь и сейчас.
» Нажмите, чтобы показать спойлер - нажмите опять, чтобы скрыть... «
Но если все-таки наблюдать, то кроме валютных треволнений было еще и сообщение РЖД о введении с 14 декабря нового расписания дальних поездов, радикально число этих поездов сокращающего. Пассажирское подразделение (ФПК) РЖД известило, что оно отменяет поезда российского формирования в сообщении с Азербайджаном, Украиной, Казахстаном и Таджикистаном. Отечественные поезда остались только на 11 международных маршрутах, еще четыре поезда (все — белорусско-балтийского направления) могут быть назначены при увеличении пассажиропотока. Это на всю Россию от Ивангорода до Владивостока.
Реклама
Чтобы картина не была совсем впечатляющей1, укажем, впрочем, что ж.-д. сообщение с Киевом, Вильнюсом, Ригой, Таллином, Баку (а равно со среднеазиатскими столицами) пока сохраняется, но только поездами соответствующих национальных железнодорожных компаний. РЖД от этого дела самоустранилась. «Решение об отмене поездов обусловлено значительным сокращением объемов в международном сообщении, что приводит к неэффективному использованию подвижного состава и локомотивов», — говорится в сообщении.
Бывало, конечно, и более впечатляющее сокращение поездов вплоть до их полной отмены. 14 декабря 1941 г. из девяти московских вокзалов дальние поезда могли отправляться только с трех — Северного (Ярославского), Казанского и Павелецкого. Остальные направления были перерезаны немцем. В Ленинграде, впрочем, из тогдашних пяти вокзалов какая-то активность теплилась только на Финляндском, откуда ходила «кукушка» к западному берегу Ладожского озера — там начиналась Дорога жизни. На остальных путях рельсы покрывались ржавчиной — зримый признак большой беды.
Сравнение с 1941–1942 гг. чересчур уж резкое, но вот воспоминание из итальянской жизни осени 1991 г. — когда только что отгремели трубы и литавры про «Обнимитесь, миллионы!». Пограничный Триест был тем ж.-д. горлышком, через которое шло все пассажирское сообщение между Юго-Восточной и Западной Европой, в том числе международные экспрессы, включая самый знаменитый «Ориент-экспресс». К октябрю 1991 г. все это прекратилось, вокзал Trieste-centrale являл собой картину сильного запустения, ибо ходили только электрички до Венеции. На востоке разгоралась война славян, поезда встали. На вокзале было просторно, гулко и тоскливо.
Триестский вокзал был одним из первых проявлений парадокса новейшего времени. «Обнимитесь, миллионы!», точно так же как «Темницы рухнут, и свобода», предполагали — по крайней мере, таким было тогдашнее прекраснодушное мироощущение, — что полоски рельсов теперь безгранично растянутся, все флаги в гости будут к нам (а мы — к флагам), и поедешь на запад, поедешь на юг — везде тебя встретит товарищ и друг. Ожидалась новая и невиданная проницаемость пространства. Пресловутая горбачевская Европа от Лиссабона до Владивостока, по которой мчат стремительные экспрессы.
Все получилось несколько иначе. Сличение расписания поездов, отправляющихся с девяти вокзалов Москвы тридцать лет назад и сегодня, производит впечатление крайне сузившегося и фрагментированного пространства. Стальные рельсы, прежде связывавшие страну воедино, более не исполняют этого своего предназначения и существуют скорее по инерции — не может же прогресс разом проникнуть всюду и ликвидировать все пережитки прошлого. Еще сорок лет назад из Мелитополя по Арабатской стрелке ходил поезд на паровозной тяге — сейчас там не то что паровозов, рельсов не осталось. Все как в есенинском «Сорокоусте»: «Милый, милый, смешной дуралей, // Ну куда он, куда он гонится? // Неужель он не знает, что живых коней // Победила стальная конница?» С тем только уточнением, что с ходом времени и стальную конницу постигла судьба красногривого жеребенка.
Тем более что при желании такую панихиду можно исполнить не только по железным дорогам СССР, но и по железным дорогам США. Там ж.-д. сеть и вовсе утратила всякую связность, на заброшенных вокзалах царит запустение, янки летают самолетами или мчатся по хайвеям, низшие классы пользуются автобусным сообщением — все как у нас и даже нагляднее и резче, и притом никто особенно не страдает. Б. Обама, правда, что-то пробовал говорить про строительство скоростных железных дорог на западноевропейский манер, но он много чего говорил, и на каждый чих не наздравствуешься. Почетный железнодорожник В. И. Якунин, хоть и благотворитель фонда «Русский мир», но ежели немного поскрести, то что твой американский делец новейшей формации — при нем железные дороги повторяют заокеанскую судьбу.
Разумеется, сохранение всей схемы железнодорожного пассажирского сообщения тридцатилетней давности было невозможно. Конкурирующая авиация с тех пор сделала большие успехи, а диссоциация частей бывшего СССР — успехи еще большие. Взаимная любовь России с Украиной и прибалтами такова, что как бы не пришлось ездить туда не международными экспрессами, а эшелонами совсем другого назначения. Социально-экономические потрясения последних двадцати пяти лет не могли не перекроить всю транспортную карту.
Но есть еще и конкуренция двух моделей развития, имеющая непосредственное касательство к судьбе железных дорог. Либеральный («американский») путь не оставляет рельсам особых шансов. Дирижистский («прусский») путь развития, характерный для Западной Европы, приводит к тому, что железные дороги вполне сохраняют свою важную роль и не только большие вокзалы, но и небольшие станции не пустуют. Равно как не происходит и катастрофического сокращения числа поездов.
Американский путь более естественный: поездили, и хватит, государству до этого нет дела. Прусский путь предполагает весьма активное государственное вмешательство в ж.-д. дела. Какой путь избрать — дело вкуса, но для начала стоит хотя бы осознать, что американский не является единственным.